О чём молчат святые Ели

автор **Admin - хозяйка** Чт Дек 06, 2018 3:10 pm

О чем молчат Святые Ели. Семантика ели и культурологические параллели в русско-финнской обрядности.
Часть 1
Тема хвойных деревьев в культуре русских пост-финских территорий России и ее финно-угорских народов и ели, в частности, изучается давно, тому подтверждение масса научных трудов весьма компетентных авторов (Шалина И.А., Платонов В.Г, Ершов В.П, Дронова Т.И...), каждый из которых посвящен обычаям и верованиям народа или его отдельной группы. Но не было еще такой работы, где был бы проведен сопоставительный анализ с целью выявить общие черты в обрядности, связанной с культом дерева, найти те параллели, которые тонкой нитью проходят через пласты культур финской, карельской, коми, удмуртской, русского Севера, средней полосы России (Ярославской, Владимирской губ..), Урала и Сибири. В данной статье будет сделана попытка провести такой анализ на основании изученных материалов по указанной выше тематике.
Христос воскресе из мертвых,
Смертию смерть поправ,
У елей в лапах простертых,
Венки из белых купав.
Н. Клюев.
Начать следует, наверное, с тех образов, которые мы хотели бы рассмотреть, и главный из них - это ДЕРЕВО.
Языческое капище коми в еловом лесу. 60 годы 20 века.
Культ деревьев в финно-угорских культурах
Первые ассоциации, возникающие при упоминании этого образа - мировое древо, ось мироздания. Это действительно так, если рассматривать дерево в мировом масштабе.
Но для народов финно-угорской языковой группы дерево - это еще и посредник между миром людей и миром мертвых, НИЖНИМ миром предков. У карел существовал обычай исповеди дереву. У верхневычегодских коми умирающему колдуну приносили ель, перед которой он исповедовался и без терзаний умирал. По наблюдениям этнографа В.А. Семенова, коми считали все деревья одухотворенными (имеющие души) и связанными с духами предков, они ассоциировались в народных представлениях с символическим путем в иной мир (маркировали путешествие души по мировому древу).
Отношение к хвойным деревьям финно-угорских народов
Особой сакральностью наделялись хвойные деревья - ель, сосна, можжевельник, пихта, кедр и пр. Они символизировали вечную жизнь, бессмертие, были вместилищем божественной жизненной силы, имели культовое значение. Новогодняя традиция украшать елку восходит к древним представлениям финно-угорских народов о том, что особая жизненная сила и энергия этих деревьев может приближать весну, помогает плодородию и обещает благополучие.
Исследовательница старообрядчества в Коми Т.И. Дронова пишет: «В мировоззрении печерских староверов хвойный лес ассоциировался с потусторонним миром. На это указывают выбор места для кладбища – ельник, запрет на одиночное хождение в хвойный лес, который называли темным».
Ель - дерево нижнего мира
Еловый бор – «священная роща» и кладбище выступают как особый локус, как мир предков, который определяет свои законы поведения. В нем все принадлежит предкам, здесь нельзя смеяться, шуметь, собирать ягоды, грибы, дрова, рубить деревья. Он может выполнять лечебные функции. Ель – дерево мертвых, дерево иного мира, оно связано с культом предков.
В религиозно-магических представлениях финно-угорских народов ель была связующим звеном между мифологическими мирами (живых и мертвых) и потому широко использовалась в похоронной обрядности.
О принадлежности ели к иному миру и ее связи с предками красноречиво свидетельствуют священные рощи старинных кладбищ в Карелии, Коми и др. регионах, состоящие из хвойных пород, преимущественно из ели - kuusikko (ельник).

На карельских кладбищах нередко можно увидеть ель (космическую вертикаль), увешанную тряпочками и полотенцами. В п. Винница существовал обычай поклонения еловому пню на кладбище (все, что, видимо, осталось от культовой ели), к которому крестьяне приносили молоко, шерсть, сало, свечи и деньги.
Древний могильник д. Колодно (16 км от Луги) состоял из елей и на одной из них висел каменный крест, который крестьяне использовали в лечении разных болезней, кладбищенскую часовню больные оползали три раза. «Сойдешь на ключ, помолишься на все четыре стороны. Возьмешь с больного хоть крестик или чево-нибудь другое и повесишь на елочку...».
В карельских причитаниях плакальщица от имени умершего просит приготовить ему «красивые места» (могилу) внутри «золотом истекающих еловых лесов».
В вепской погребальной обрядности отмечается важная роль погребальных носилок (как, впрочем, и у многих других финно-угорских народов), на которых несли умершего до могилы. Их делали из двух еловых жердей, а после погребения их оставляли на могиле. Еловыми ветками удмурты стегали друг друга, возвращаясь с кладбища, чтобы духи не следовали за живыми к дому. А на старом кладбище д. Алозеро в размытых погребениях встречаются могилы, в которых покойный был покрыт еловой корой. Коми при закладке нового дома для нижнего венца выбирали елку, которой придавалась символика «души предков», а потому и сам народ получил прозвище – «ельники».
Идея древесной ветви как вместилища души досконально разработана Дж. Фрэзером. Интересно, что имеются и прямые указания на эту связь. Так, в Дмитровском крае в Подмосковье, по материалам А. Б. Зерновой, в ветки, которыми украшают стены и передний угол избы на троицу, по местным поверьям, вселяются души умерших родственников.

Крыши могучих северных домов держались на конструктивных деталях, которые получили странное название - «курицы». Делались они из корневища ели. Если учесть, что обильные этнографические материалы постоянно напоминают о соотношении курицы с миром мертвых, то, видимо, название это неслучайно.
Почему именно «курица»? Значение этой интересной архитектурной детали еще требует изучения, но все же ряд смыслов уже можно выделить. Точное функциональное определение этой детали дает В. Даль: «курица в значении крюка, кокоры на кровлю...». Это же определение дает и Словарь русского языка IX—XVII вв: «Куръ — приспособление для поддержки чего-либо, крюк». Но в крестьянском сознании произошло переосмысление этого образа, он оказался связан с миром предков. Вспомним «избушку на курьих ножках», святочные «перевертыши»: «Курочка бычка родила, поросеночек яичко снес» — оба персонажа принадлежат «иному» миру; обычай на поминках перекидывать курицу через могилу. Курица (диалектное) может обозначать «жмурика», покойника; «куриный бог» — камень с дырочкой или горлышко от бутылки являются ипостасью бога мертвых (горлышко керамического сосуда с живым цветком на иконостасе часовни Кирика и Улиты у дороги в д. Почозеро, Кенозерье).
Мотив курицы в духовной крестьянской жизни представлен широко в свадебных, похоронных обрядах, «куриных праздниках», в половой терминологии, сберегательной магии и магии плодородия. Дом и курица в народном сознании оказываются тесно связаны; солома, взятая с крыши Дома, как магическое средство помогает в размножении кур, а убитая курица при въезде в новый дом способствует благополучию хозяев. Известный исследователь мифологической прозы Н.А. Криничная пишет по этому поводу: «курицы, получившие семантически значимое декоративное оформление, осмысляются в похоронных причитаниях и верованиях как одно из мест, где в последний раз показывается воплотившийся в птицу умерший, точнее его душа, перед тем как покинуть навсегда этот мир». «Концам балок — куриц придавали фантастические формы змеи с разинутой пастью или некоего чудовища с рогами».
Известен у финно-угорских народов (карел, финнов и др.) и такой знаковый обычай, как рубить карсикко – особым образом обрубать сучья у хвойного дерева (ели или сосны). Тема эта хорошо изучена А.П. Конкка. Этот многоаспектный символ вырастает в ритуальном поведении (похоронном, свадебном, промысловом и др. обрядах) до вселенских категорий, несет в себе функции «посредника между мифологическими мирами» - мертвых и живых.
Сохранился до сих пор обычай устилать еловыми лапками пол помещения, в котором прощаются с умершим, дорогу, по которой несут гроб. Еловые ветки были материальным знаком животворной силы обрядового дерева (ели), аналога или заместителя мифологического мирового древа, в них было средоточие животворной природной силы». На обрубленных ветках карсикко сидели во время ритуальной трапезы, помелом из хвойных пород опахивали могилы в северных районах Карелии, зеленые хвойные ветки бросали в подол молодой хозяйке, что должно способствовать семейному счастью и рождению детей, помелом из хвойных веток подметали под печи и относили его в хлев, чтобы овцы ягнились. Хвойную ветку, украшенную лентами, возили в санях с чучелом масленицы или в особых дровнях в праздник масленицы возили еловое дерево в некоторых северных районах расселения русских и в Поволжье. Из еловых или сосновых досок изготавливали гроб.

Деревян гроб сосновый,
Ради мене строен…
(Духовная песня старообрядцев).
У печерских староверов гроб, действительно, изготовляли из ели.
В.Г. Брюсова, обследовав часовню в карельской д. Маньга (памятник ХVII-ХVIII вв.), пишет: «Иконы местных писем большей частью писали на сосновых или еловых досках…». Это же явление отмечается и в Сибири – народные иконы там также писались на ели. Случайно ли это? Имела ли порода дерева сакральное значение? Карельский искусствовед В.Г. Платонов, основываясь на предыдущих исследованиях И.А. Шалиной, В.Г. Брюсовой, Н.Н. Воронина, выдвигает теорию, что анализируемая им икона из Успенской часовни д. Пелкула «Сошествие во ад с деисусным чином» отразила в иконографии «существенные черты древнего погребально-поминального обряда», «связана с погребально-поминальными обрядами, происходившими в часовне и на кладбище при д. Пелкула».
Анализируя коллекцию народных икон-примитивов из этой же часовни, Ершов В.П. пришел к тем же выводам о похоронно-поминальной их функции. Каждый персонаж иконы так или иначе «заботится» о благополучии умерших в ином мире, а через них и о живых.
Часть 2
Ель в рыболовных и охотничьих обрядах
Связь ели с иным миром и миром духов леса определила ее место в охотничьей и гадательной магии. Н.А. Лаванен пишет, что в Карелии и Финляндии ель использовалась в качестве своеобразного жертвенного алтаря: охотник выбирал в лесу невысокую, густую ель, ветви которой смотрят вниз, в землю, на ветви клал ольховую щепку - это была столешница, и на этот алтарь-стол Тапио (Tapion kammen – ладонь Тапио) охотник приносил бескровную жертву - воду, пиво, вино, муку, колосья. Перед началом охоты у стола Тапио он обращался к духу с заговором:

Наведи охотника на тот остров,
На тот пригорок приведи,
Где ели с цветущими вершинами,
Осины со звенящими поясами.
Если охота была удачна, на алтарь-стол приносилась кровавая жертва - первый убитый глухарь. На этом столе съедалась пища, приготовленная из добычи первого дня, а остатки клали под «стол», т.е. под корни ели (жертва духу), считалось, что здесь, у корней или под корнями ели живут духи леса.
На «еловом столе» или на столе Тапио охотники плели силки для ловли птиц и кормили собаку, чтобы она лучше ловила белку, и делали это в Петров день, он считался поминальным праздником: Петр встречает душу умершего в «том» мире.

Карсикко могли также посвящать св. Петру — одному из наиболее популярных на севере святых — покровителю рыболовов, наряду с Богородицей, Спасом и Егорием (иногда Ильей, культ которого был более развит в Южной Карелии), входившими в категорию «кормильцев» («Петр-кормилец», «спас-кормилец» и т. д.). Перед ловом давали обет: «Если дашь, св. Петр, столько-то и столько-то рыбы — когда четверть бочки, когда половину четверти (просили), то зарубку и крест сделаем!» Получив требуемый улов, делали карсикко, «благодарили кого-то, водяного, видно, благодарили за то, что дал (рыбу)», — отмечают рассказчики. При упоминании имени святого (или без него) обращались непосредственно к дереву, которое в данной ситуации играло основную роль: «Когда делали карсикко, то это было уже дерево этой тони и дерево то можно было уже во второй раз просить, чтобы оно, на него как надеются, так даст рыбы».

Таким образом, Петров день был связан с миром мертвых. Этого святого просили о помощи и посвящали ему дерево, выступавшее в роли посредника между миром духов и миром людей.
Редуцированные представления о ели как храме или алтаре сохранялись у карел довольно долго: в д. Лошкин Наволок, где часовни никогда не было, ее заменяла ель, вокруг которой устраивались игрища, а потом порванные рубахи развешивали на ели. У удмуртов недалеко от дома строилось специальное сооружение – жилище, храм (куала, куа). Здесь стоял стол, и над столом делалась специальная полка, которую на время жертвоприношения устилали еловыми ветками, на нее клали часть жертвы. Характерно, что освящение этого домашнего храма происходит так же в Петров день.
Петров день приходится на конец июня. В деревнях Лешуконского р-на это был особый праздник. На «петровщину» съезжались родственники из окрестных сел, водили хороводы и пели песни. В с. Койнас этого района записан более подробный рассказ об этом празднике. Здесь на Петровское заговенье рядились: изображали черта, лешего, охотников.
Таким образом, иносказания и ряжение, связанные с животным миром, могут оказаться подтверждением того, что в определенный сакральный период «душа», жизненная сила человека концентрируется в некоем обрядовом символе в образе какого-либо животного, которого изображают ряженые, или же просто в шерсти, шкурах, льне, пряже и растениях — неизменном и чуть ли не основном атрибуте ряжения и других обрядовых действий у разных народов. Представления о волосах, а шире — растительности как вместилище какой-то части жизненной силы общеизвестны. То же можно сказать и о хвойном дереве у финно-угорских народов.
В некоторых случаях у вепсов ель в похоронно-обрядовой практике замещается другим вечнозеленым и смолистым деревом - можжевельником. Он считался у скандинавских и финских народов священным деревом. "Крест иногда заменяла можжевеловая палка", "кресты всякие были - самые простые - можжевельник высушить, окорить - вот тебе и крест". На могилах крещеных детей и особенно девушек сажали кусты можжевельника, которые украшали разноцветными ленточками и тряпочками"(26). Важную роль можжевельника в поминальном культе вепсов отмечает и И.Ю. Винокурова.
Связанная с миром предков, ель наделялась информативной функцией, выступала как вещее дерево в магических обрядах. Марти Хаавио в свое время изучала Финскую пословицу «То дерево надо слушать, у корней которого жилище» (имеется в виду, ель), или другой ее вариант «То дерево должен слушать, у корней которого существуешь». В древности у финнов существовал ритуал слушания ели: крестьянин, чтобы получить нужную ему информацию, проводил ночь под кроной ели, которая находится возле его дома. Видимо, подобные пословицы существовали и у русских. В. Даль приводит две интересные в этом отношении: "Эти толки не с ели" и "Не с ели толки", в которых слышатся глухие отголоски прорицательных функций ели(28).
Мотив ели в быту
Образ ели в бытовой культуре также не был исключением. Он встречается повсюду. Мотив елочки присутствует часто на вещах и орудиях труда, связанных с плодородием и благополучием: на пряничных досках, например (Каргополь, Медвежьегорск).
Требует этнологического объяснения мотив сочетания елочки с солнцем. Он наблюдается на росписях прялок (Пудожский музей, инв. № 2198), в вышивке (музей в Визит-центре д. Морщихинской, Кенозеро), в резьбе дома 1913 года постройки (условная дата на кронштейне крыши д. Тарышкино, Кенозеро) и т. д.

При строительстве дома крестьянин на месте строительства должен был провести ночь под елью, и если ему присниться дух, то строительство дома ему угодно, в противном случае откладывали. Или по шуму кроны пытались определить - можно ли здесь строить, иногда даже рожали под корнями ели. Наглядным отголоском единения ели с предками служат северные вышивки: фитоморфные мотивы карельских вышивок, по мнению исследовательницы орнаментов вышивок финно-язычных народов А.П. Косменко, есть стилизованные хвойные деревья, «которые, как известно, еще недавно были объектами поклонения как у карел, так и у соседних народов»,- пишет она. Неслучайно, народная терминология карел все растительные орнаменты вышивок определяет как "Kuuzikirj"- еловые деревья. При этом, надо иметь в виду важнейшую функцию полотенец в погребально-обрядовой практике. На вепском погребальном полотенце, которым покрывали гроб, например, вышит узкий, вытянутый по горизонтали прямоугольник (возможно, гроб), проросший со всех сторон растениями, похожими на хвойные лапы. А.П. Косменко обратила внимание еще на один любопытный мотив вепсских вышивок: в образе дерева во всех вариантах присутствует элемент хвойной лапки, причем, нередко ветки дерева имели очертания руки, локтевые части которой помечались хвойными элементами, и ветки-руки заканчивались крупными трехпалыми знаками. Известно, что трехпалые конечности являются символами предков.
Часть 3
Священная елово-сосновая роща на реке Шаршеньге. Фото Геннадий Михеев

В продолжение темы хвойных деревьев в финно-угорской традиции хотелось бы сказать еще несколько слов о свадебной обрядности как об одной из важнейших в жизни человека.

Свадьба - обряд инициации, умирания в одном облике и возрождения в новом, переход, сакральное действо. Почему же ель как хтоническое начало также присутствует и в свадебных обрядах? Это связано с олицетворением невесты с покойницей, в этот момент перехода девушки в новую взрослую жизнь она умирает для окружающих и становится причастна к миру загробному - миру предков, с которым связано почитание ели (сосны) (см. выше).

В свадебных песнях и причитаниях невесты образ елочки встречается достаточно часто: ель может символизировать саму невесту наряду с березкой и другими деревьями, в ряде губерний (Ярославской, Костромской и др.) к дому невесты прибивали елочку (или жениху елочку, а невесте — березку), украшенную елочку выносила во время девичника в качестве «девьей красоты» невеста, предстоит теперь ей отправиться «во леса да во дремучие».

Образ ели в свадебной обрядности возникает также закономерно. Свадьба - это символическая смерть. Невеста умирает в прежнем своем девичьем облике, чтобы возродиться в ином – в облике замужней женщины, матери, хозяйки.

Известно также, что в русских губерниях на свадебный стол перед женихом и невестой ставился каравай или курник, покрытый крест накрест двумя вышитыми полотенцами, а в середину пирога иногда втыкали еловую ветвь.

По-особому украшался и дом невесты. За несколько дней до свадьбы дом родителей невесты украшали цветами и гирляндами из еловых веток. Перед ним сооружалась триумфальная арка, также украшенная цветами и зеленью, еловыми гирляндами. По обеим сторонам дома ставили так называемые невестины елочки - молодые деревца, которые почти все были очищены от ветвей и коры так, чтобы они представляли нечто вроде короны (Ярославская обл.).

Интересен обычай, записанный в Никольском р-не Вологодской обл., связанный с проводами в армию, в котором также отразился культ ели. Новобранец идет в лес. Срубает маленькую елочку. Подруга будущего солдата наряжает елку лентами и завязками; наверху привязывает самую нарядную ленту; к корешку прикрепляет фотографию новобранца. Елочку прибивают к дому новобранца (к верхней части фронтона), где она висит до тех пор, пока новобранец не вернется. С этим обычаем связана частушка:

Взяли милого в солдаты, Кто ко мне будет садиться.
Нарядили елочку. Опишу миленочку.

Судя по тому, что висящие под крышей елочки замечены во многих деревнях Никольского р-на, обычай этот широко распространен там.

Из некоторых местностей Северо-Запада Карелии имеются сведения о вырубании карсикко для молодой, впервые после свадьбы принимавшей участие в работах вне дома (что часто происходило по окончании шестинедельного переходного периода, в течение которого молодые считались не имеющими haltia — духа— охранителя). В Юшкозере и Ухте (нынешний пос. Калевала) обрубленные ветки приносили в подол молодой, говоря: «Половина— сыновья, вторая (половина)—дочери!». На пожне молодая угощала всех баранками и другой стряпней. Принимавшие участие в трапезе высказывали молодой пожелания счастливой жизни в новом доме. Сведения о вырубании карсикко для молодой, называемого «хуррикас», имеются также из районов Северной Финляндии.

В финляндской провинции Северная Карелия «именное дерево» обрубалось для каждой пришедшей в дом невестки. Хорошее состояние и рост дерева означали счастье и удачу для конкретного лица, высыхание — болезни и короткий век. Поэтому за деревьями ухаживали и приносили им пожертвования.

В Хяме еще в середине XIX в. в сельской местности было принято после перехода невесты в дом жениха подвешивать нитки, ленты и отрезы материи к деревьям около ворот, в особенности, если это были старые жертвенные деревья.

Вышеприведенные сведения об «именных деревьях» молодой, обрубаемых в целях обретения благополучия в ноной семье, У. Харва связывает с широко распространенным в разных районах Финляндии обычаем устанавливать во дворе или около дверей дома или амбара в день именин члена семьи nimikkokuusi — «именинную ель», которая на севере называлась «именинное карсикко».

Ель возникает там – где имеет место обряд инициации, переход человека в новый статус, будь-то свадьба, посвящение в ремесло или смерть. Обрубание ветвей (жизненной силы), срубание обрядового дерева, как и жертвоприношение священного животного, в обрядовом отношении типологически сходны и представляют собой действие, производящееся в той или иной переходной или кризисной ситуации в целях восстановления разрушенного миропорядка, сотворения новой жизни, получения необходимой жизненной энергии на будущее.

Интересно, что ель, как дерево почитаемое, присутствует в культуре именно финно-русской, единое обрядовое пространство тому свидетельство.

Исследовательница латышского орнамента Рыжакова С.И. в своей книге, рассуждая о семантике "знака хвои", пишет о значимости у латышей ели и сосны в похоронных и свадебных обрядах. И делает важную пометку о том, что их почитание и сопутствующие обряды были распространены в тех областях Латвии, где проживало финно-угорское население (ливы).
"У финно-угорских народов известна связь ели с плодородием, бракосочетанием, а сосны - с миром мертвых, похоронами".

Пн	Вт	Ср	Чт	Пт	Сб	Вс
		1	2	3	4	5
6	7	8	9	10	11	12
13	14	15	16	17	18	19
20	21	22	23	24	25	26
27	28	29	30	31